Борис Андреевич Пильняк (Вогау)

Борис Андреевич Пильняк – известный прозаик. Его отец был земским врачом, а мать – из купеческой семьи. Борис учился в учебных заведениях Саратова, Богородска, Нижнего Новгорода, куда семья выезжала в связи со службой отца. «Мое детство прошло между Можайском и Саратовым», – писал Борис Пильняк. В 1913 году Борис поступил в Московский коммерческий институт.

Писать Пильняк начал рано – в 9 лет. Его первая литературная миниатюра «Весной» была опубликована в московском журнале «Копейка». Затем один за другим стали появляться рассказы Б.Пильняка «из земской жизни» в литературных журналах и альманахах. Тогда же возник и псевдоним будущего писателя – по названию хутора Пильнянка в Харьковской губернии, где Пильняк жил у своего дяди – живописца и реставратора (позже академика А.И. Савинова). Однако началом своей литературной деятельности писатель считал 1915-й год, когда в журналах и альманахах появились его первые рассказы, часть которых потом вошла в сборники писателя. В 1915 году Борис Пильняк поселился в городе Коломне. Именно провинциальная Коломна с ее легендарным прошлым, уходящим в глубины русской истории, с ее бытовым и психологическим укладом послужила основой для формирования той «картины мира», которую Б.Пильняк создает в своих произведениях.

В первом сборнике рассказов «С последним пароходом» (1918) показана уездная жизнь с ее внешней неторопливостью. Творчество Б.Пильняка получило особый резонанс в связи с выходом его второй книги «Былье» (1920). Это – одна из первых попыток отразить быт революционной эпохи, запечатлеть смятение, разброд и неустойчивость. Произведения писателя вызвали в литературе споры. Отмечая самобытность, новаторство, талантливость, музыкальность прозы Бориса Пильняка, его упрекали в отсутствии в произведениях коммунистической оси, вокруг которой бы и развивались революционные события, в том, что он воспринимал революцию как бунт, очищающую грозу, метель, стихийную, не направляемую никем силу.

Настоящую известность Б.Пильняку принес роман «Голый год» (1921), первый роман о революции. Он обращал на себя внимание не только новизной «жизненного материала», но и экспериментальностью формы: отсутствием единого сюжета, отказом от фабулы и традиционных романных характеров. В начале 20-х гг. Пильняк много и напряженно размышлял об историческом пути России. В его романе «Машины и волки» (1924) мир предстает в антагонизме между природой и цивилизацией. Это свидетельствует о том, что писатель освободился от завороженности буйством стихийных сил русской революции.

Повесть Б.Пильняка «Заволочье» впервые была опубликована в 1925 году в журнале « Красная новь». Материал для этой повести писатель собрал во время экспедиции на Шпицберген, в которой он принял участие. Вместе с Пильняком в экспедиции был оператор Сергей Лебедев, которого писатель прозвал Кино Семеновичем (этим именем назван и герой «Заволочья»). Экспедиция отправилась на Шпицберген из Архангельска, и в повести Б.Пильняк дает описание этого города: «В Архангельск поезд пришел утром. Двина заброшена, дика, пустынна, – свинцовая и просторная, и у карбасов носы, как у турецких туфель, и волны – синие – закачали карбас, а солнце было янтарным… Архангельск всего в три улицы, тротуары деревянные, каждая улица по семи верст, – за этими улицами в трех шагах начинается тундра. И весь Архангельск можно обследовать в один день, хоть и будут ныть ноги. В местном музее – моржи, белый медведь – все, что здесь произживает, потом вальки, пимы, юрты, избы, деревянные божки – все, что создал человек: невесело! Этакие длинные тротуары из досок, старинный пятиглавый собор, сумерки, колокола звонят, и мимо идут люди, как сто лет назад, особенно женщины в допотопных платьях и в самодельных туфлях из материи, – на рейде парусные корабли, как при Петре, поморы приехали на своих шхунах, привезли трески, – и кажется, что от Петра Архангельск отодвинулся на пустяки, – Заволоцкая Пятина!.. На пристани тараторят простоквашные и шанежные торговки, говорок странный, пришепетывающий и с «е»: – «женки, идемте, та-та-та», – речь, ритм четырехстопные. И над всем пустое небо».

По воспоминаниям Сергея Лебедева до начала экспедиции архангельские литераторы пригласили Пильняка на диспут. С судна отправились все, в том числе начальник экспедиции И.И. Месяцев. В Архангельске спорили о том же, о чем и в Москве: о путях развития пролетарской культуры. Фамилия Пильняка на афише была выделена жирным шрифтом, перечислялись его книги. У остальных, судя по афише, книг не было. «Но это, – заметил С.Лебедев, – не мешало им высказываться категорично. Доставалось не только Пильняку. За хныканье костили Чехова, за непротивление – Льва Толстого. А уж Бунину и Андрееву выдали по первое число. Борис Пильняк взял слово последним. Его встретили доброжелательно. Как видно, многие читали. И выступил он хорошо, убедительно. Защищал русскую литературу, русских писателей. Говорил, что судить о литературе надо не по речам, а по книгам. Жаль, архангельские товарищи не написали еще ничего интересного. Ведь первое дело литератора – писать. Пильняк покинул трибуну под аплодисменты».

В Архангельске в 20-е годы жил и работал писатель В.А. Панов, который был знаком с Б.Пильняком. Панов трудился на лесопильном заводе, сотрудничал с газетой «Правда Севера» (был спецкором), писал книги. Свои книги («Маймакса» и «Архангельские лесобиржи») В.Панов выслал Б.Пильняку, и Борис Андреевич поздравил его с большим успехом. Когда В.Панов похвастался в редакции знакомством с известным писателем, секретарь газеты сказал, что у Пильняка сильный талант публициста с философской окраской. И добавил: «Нельзя пускать его к нам. Беспощадно смотрит правде в глаза. Он бы не умолчал о нашем экспорте леса за бесценок, да еще бы не утерпел упомянуть высланных, а то и познакомился с кем-нибудь из поселка спецпереселенцев, а те на лесозаготовках мрут. Пореже рассказывай о встрече с Пильняком».

В Москве В.Панов был свидетелем встречи Б.Пильняка и писателя И.С. Соколова-Микитова. Разговор зашел об экспедиции капитана В.И. Воронина. «Побывал и я недалеко от полюса, – заметил И.С. Соколов-Микитов. – Сманиваю Бориса Андреевича походить во льдах, а он – жалко расплескать время. Взял бы с собой машинку и в каюте стучал с утра до вечера…» Вполне возможно, что именно И.С. Соколов-Микитов и подтолкнул Бориса Пильняка к участию в экспедиции на Шпицберген.

Участник экспедиции В.Васнецов в своей книге «Под звездным флагом «Персея» писал, что судно, на котором был Борис Пильняк, отправилось в экспедицию вечером 24 августа 1924 года. А другой участник экспедиции, кинооператор Сергей Лебедев, вспоминал, что «Персей» вышел в плаванье 25 августа 1924 года в двенадцать часов. Об этой экспедиции он рассказал в своей книге «Лента памяти». И В.Васнецов, и С.Лебедев рассказали о столкновении «Персея» при выходе из Белого моря, у Беломорского маяка с парусником, нагруженным треской.

В повести «Заволочье» Пильняк описывает, чем занимались члены экспедиции во время путешествия на Шпицберген: «Люди первый раз после Архангельска были за бортом: вылезали на льды, ходили с винтовками подкарауливать тюленей. Тюлени плавали стадами, и по ним без толку палили из ружей…» И Пильняк, и Лебедев страдали от морской качки. Лебедеву требовались помощники, способные удерживать штатив, и в этом ему помогал Борис Андреевич. Они вместе спускались на айсберг и снимали оттуда «Персей». Во время путешествия чуть не произошла катастрофа: вельбот накренился, и Пильняк, потеряв равновесие, повис на борту. Люди на вельботе не растерялись и мгновенно вцепились в лед багром. По воспоминаниям Сергея Лебедева, Пильняк ничуть не испугался и спокойно выбрался на площадку.

Арктика встретила писателя, как и других членов экспедиции, множеством испытаний. Но в то же время, просторы Севера привлекали его своей красотой. «Кругом ползали айсберги необыкновенных, прекрасных форм, ледяные замки, ледяные корабли, ледяные лебеди, – писал он в «Заволочье». – …Мир исполнен был тишиной и солнцем». А вот другой пример, свидетельствующий о том, что холодная Арктика не оставила Б.Пильняка равнодушным: «Ночь, арктическая, многомесячная ночь. Быть может, горит над землей северное сияние, быть может, метет метель, быть может, светит луна, такая, что все, все земли и горы начинают казаться луной». Писатель разъясняет, что такое Заволочье: «Норвежцы называли русский север Биармией, – новгородцы называли его: Заволочьем.., нет, не одни формы определяют искусство, и, как искусство, жизнь, – ибо – как написать? – север, северное сияние, дичь самоедов, самоеды в юртах, со стадами оленей, – поморы, – и сюда приходят ссыльные, сосланные в самих себя, в житье-бытье, – и здесь северная, горькая, прекрасная – как последняя – любовь; это где-то, – где в тундре пасутся олени, а на водах по морю вдали проходят парусники, как при Петре I, и поморы ходят молиться в часовни, самоеды – идолам, вырубленным из полена…»

В своей книге «Под звездным флагом «Персея» В.Васнецов пишет, что на обратном пути «Персей» зашел в Александровск на Мурманскую биологическую станцию, а из Александровска судно отправилось в Мурманск за пресной водой и только потом вернулось в Архангельск, куда прибыло 15 октября. В.Васнецов пишет, что когда судно ушло далеко на Север, оно потеряло связь с материком. Это обстоятельство послужило поводом для распространения в Архангельске слухов о том, что «Персей» пропал. Поэтому, когда судно вернулось, многие были рады его возвращению. «Проходя оживленной Маймаксой, – пишет В.Васнецов, – а затем Двиной, мы удивлялись тому вниманию, которое нам оказывали люди на встречных судах и пристанях».

По возвращении из экспедиции «Кино Семенович» создал фильм «Экспедиция на Шпицберген», просмотр которого состоялся в 1924 году. Текст титров к фильму написал Б.Пильняк, и после показа картины С. Лебедев писал: «Убедился я и в том, какое огромное значение в кинематографе принадлежит тексту. Лаконичные титры, написанные Борисом Пильняком, отличались тонкостью и емкостью. Ничего не убавишь, не прибавишь».

В финале «Нерожденной повести» Б.Пильняк пишет о луне, подыскивая слова для ее описания и вновь упоминает Шпицберген: «…Круглая, зеленая, полная, – нет, не так, – сухая, подмороженная, ледяная.- Нет, не так, – безразличная, покойная, черствая, добрая, глупая, – нет, нет, не так: поди ж ты, светит и мне в Москве, и в Мадриде, и в Париже, и на Шпицбергене, быть может, знакомый какой, приятель, глядит на нее из Лондона и обо мне подумал,- луна, как рубль (если луна в море отражается, можно сказать – «рубль луны разменен на серебряные пятаки водою», – это хорошо сказано, луна, как горшок, – нет, не придумаешь, все сказано), какое слово не придумай, – все перебрали. Так я и не придумал слово для луны». Чуть позже писатель «найдет» нужное слово и назовет свою новую вещь «Повесть непогашенной луны». В этот сборник войдет и «Заволочье», родившееся на основе впечатлений, полученных во время путешествия на Шпицберген. В «Повести непогашенной луны» изображена трагедия нашей эпохи – личность против мощи государства, спонтанность чувств против сознания своей незначительности в историческом процессе. За это произведение и повесть «Красное дерево» (1929г.) Борис Пильняк был подвергнут резкой критике в советской прессе. Журнал с «Повестью непогашенной луны» был конфискован, а затем последовали извинения редакции «Нового мира». За опального писателя заступился Максим Горький.

К зиме и весне 1924 года относится личное знакомство и первые встречи Б.А. Пильняка и А.А. Ахматовой. Сохранилось относящееся к этому времени свидетельство Л.К. Чуковской: «Анна Андреевна рассказала нам, что на ней хотел жениться Пильняк… Корзины цветов, когда ехал на Север и на обратном пути…» Впоследствии Анна Андреевна Ахматова также поддерживала Бориса Пильняка.

После поездки в Англию Б.Пильняк приветствовал революцию на следующем витке развития как «городскую машинную». Этому и был посвящен роман «Волга впадает в Каспийское море» (1929). Исследуя противоречия природного и социального бытия человека Борис Пильняк постоянно подчеркивал, что человек не сводим ни к какой социологической схеме. Писателя интересовало то, как пересекаются общее, социальное и индивидуально-неповторимое. Б.Пильняк отстаивал право иметь собственный взгляд на вещи. «Мне выпала горькая слава быть человеком, который идет на рожон. И еще горькая слава мне выпала – долг мой быть русским писателем и быть честным с собой и Россией, – писал он в рассказе «Расплеснутое время» (1924).

Б.Пильняк совершил несколько зарубежных поездок (в США, Японию и Китай). В 1934 году писатель был избран делегатом I съезда советских писателей, но в тоже время вокруг Пильняка сгущалась атмосфера недоверия и неприятия. Атака на писателя принимала все более ужесточающий характер, его перестали печатать, а некоторые считали уже арестованным. 1936-1937 гг. прошли для советских писателей под знаком «борьбы с троцкизмом», и ни одно «проработочное» мероприятие не обходилось без обвинений Пильняка. На состоявшемся 4 апреля 1937 года собрании писателей в Москве Б.Пильняк был вынужден признать порочность и «неисторичность» своей «внепартийной» позиции. Двенадцатого октября писатель был арестован. Он успел закончить свой последний роман «Соляной амбар» (опубл. в 1990г.), где вновь обращался к феномену русской революции в провинции и роли в ней интеллигенции (рукопись романа была сохранена женой писателя М.А. Соколовой).

Пильняку инкриминировалась организация террористического заговора писателей с целью совершения актов против членов правительства. По приговору Военной коллегии Верховного суда СССР Борис Пильняк был расстрелян 21 апреля 1938 года, а спустя время реабилитирован посмертно.